Игра и религия в Африке

В 1817 году Гегель утверждал, что «только человек способен иметь религию, у животных ее нет, потому что им неизвестно право и нравственность». Но относительно Африки он добавляет: «Все то, что мы называем религией, государством… у них еще не существует… В Африке все люди колдуны». Это предложение побудило английских этнологов Эдварда Барнетта Тайлора и Джеймса Джорджа Фрэзера к утверждению, будто «магия предшествовала религии». В свою очередь, английский натуралист и специалист по доисторическому мира Джон Лаббок уверял, что есть «целые расы людей, полностью лишенные религии».

Научно доказывалось, что «даже насекомые играют» и одновременно объявлялось, что примитивные народы, среди них и африканские, не имеют игр. Так, Лаббок «не знает дикарского ребенка, который играл бы с игрушками».

Однако, около 1870 года в целом признавали «Закон трех состояний», сформулированный в 1839 году Огюстом Контом. По этому закону, первое состояние развития человечества — религиозное, когда все явления объясняются сверхъестественными силами. Это состояние предшествует метафизическому состоянию, за которым следует научное состояние развития — последняя стадия эволюции. К тому времени Тайлор, а за ним Льюис Морган сформулировали закон эволюции, по которому общество обязательно должно пройти путь через дикарство к варварству и через варварство к цивилизации. Итак, дикость очень естественно сочеталась с религиозным состоянием, а цивилизация — с состоянием научным.

ИГРЫ И МАГИЯ

Одним махом дикари и примитивные народы вдруг стали религиознее цивилизованной нации. Отныне все их жизни были отмечены религией. Впрочем, в их обществе, наконец, открыли игру. А что до сих пор хранился постулат о неспособности дикарей на выдумку, то эти игры начали выводить из религиозных или магических обрядов. Лаббок объявил, что примитивные народы считают погремушку за «святую и загадочную вещь».

В 1917 году швед Ржет Хирный распространил этот тезис на все виды детских игр во всех обществах. В 1938 году французский этнолог Марсель Гриоль, опираясь на изучение игр догонов, писал: «Иногда взрослые догони, когда их спрашивают, что означают те или иные человекообразные статуэтки магического или религиозного назначения, отвечают, что это детские куклы. Даже в Юго, святом пещерном городе, кузнец (…) говорил, что часто вырезает такие статуэтки для детей, хотя это кажется сомнительным (…) Но само собой такое утверждение достаточно интересное; оно открывает щель, сквозь которую святой предмет переходит в игрушку».

Другой ученик Хирны, Роже Кайю, заявил в 1958 году: «Многие игры имеют в основе своей утраченные верования или слепо воспроизводят забытые ритуалы». Отсюда он делает вывод: «Страсть к игре основана на культуре, но игры и игрушки на протяжении истории были основой этой последней. Как непонятные запущенные предрассудки или заимствования из чужой культуры, лишенные своего содержания в культуре, их позаимствовали, они каждый раз выступают вне жизни общества, где их находят».

Начиная уже с XIX века здесь и там появляются противоположные этим утверждениям отзывы, правда, особое значение они не имели. Насколько мне известно, только где-то между 1950 и 1970 годами Шарль Беар дает опровержение теории Тайлора и Хирна, которое можно считать настоящими эпистемологическими очистками. «Все стало ясно, — пишет он, — когда нам показали куклы, вполне подобные нашим, одетые, с руками и ногами, плотно прилегающими, как у наших кукол, но найденные в древнейших захоронениях мира…

Даже когда на икарийских праздниках девушки Аттики привязывали свои куклы к деревьям, это были таки куклы, а не святые статуэтки. В Античной Греции не путали куклы, танагрские статуэтки и митраические экс-вото так же, как мы не путаем куклу, бисквитную статуэтку с севрского фарфора и фигурку святого. В районах, где христианская религия потеряла в значительной степени свое влияние и где много религиозных статуэток валяется по чердакам, никогда ни одному ребенку не придет в голову использовать их как куклы… Маловероятно также, чтобы догонская девочка использовало как куклу статуэтку, вырезанную для алтаря ее прадедов, так же, как маленькая парижанка никогда не играла бы гипсовой богоматерью из бабушкиной комнаты… Итак, вокруг куклы существует особый мир, который хотели бы связать с религией, хотя исторически это невозможно».

АФРИКАНСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ СООТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ИГРОЙ И РЕЛИГИЕЙ

Во всех человеческих обществах есть слова-шутки (игры) и слова-формулы молитв и благословения (выражение святого). Или же кто-то серьезно станет выводить шутки из молитв? Однако это делали и делают дальше с играми. Но то, что справедливо для языка, справедливо и для всех вещей, применяемых в обществе. С того же дерева, что идет на костер, делают игрушки, скамейки, строят дома, вырезают святые статуэтки — изображения предков или духов. Это различные выражения различных идей.

Как любая концепция или мысль, святое оказывается в физической, материальной реальности: мелодике языка, растениях, минералах, живых существах, людях. Эти физические реальности существовали в природе в нейтральном состоянии, прежде чем стали выражать святое, прежде чем сами стали святыми предметами, так же, как они сначала существовали в нейтральном состоянии, прежде чем стать выражением игры, или игрушками, или материалом игры. Святые предметы и материалы игры — продукт свободного творчества людей, культурные реалии общества. Какое же взаимопроникновение возможно между общественными атрибутами игры и атрибутами божественного?

ИГРА НА ГРАНИ МЕЖДУ ЗАКОНОМ И РЕЛИГИЕЙ

Когда в ходе игры между детьми или подростками кто-то ломает руку или ногу, говорят просто: «Они играли», и этого достаточно, чтобы вопрос считали исчерпанным. Нет ни жалобы, ни наказания. Речь идет об игре. В конце концов, если боксер падает от сильного удара на ринге и умирает в больнице, против противника никто не нарушает уголовного дела, хотя на самом деле он совершил убийство. А что же бывает в таких случаях, когда речь идет о религии?

В африканских деревнях некоторые детские и подростковые грубые и слишком шумные игры запрещены на центральной улице. Для них далеко на задворках отводится специальное место, оно официально служит как игровая площадка. Если какая-то женщина случайно возвращаться от реки через эту площадку, неся на голове глиняный кувшин с водой, если ненароком ее толкнут, и кувшин упадет и разобьется, то общественное мнение осудит именно женщину, потому что «тот, кто расстелил циновку на общественном пути, виноватый больше того, кто наступил на его циновку».

Но когда шаман со всеми своими атрибутами ступит на ту площадку, подростки немедленно расступятся перед ним. Если ненароком его толкнут, отец и мать виновных немедленно пойдут извиняться перед ним и составят жертвы, которых он потребует, чтобы предотвратить беду.

Бывает, разоблачают фальшивого шамана. Его считают одновременно лжецом, вором и безбожником, публично освистывают и, если это чужак, выгоняют из деревни. Дети немедленно начинают копировать и высмеивать его жесты, танцы, слова. Это ли не «щель, сквозь которую поведение с религии переходит в игру»? Отнюдь. Дети высмеивают обманщика, а не играют в религиозную службу. Фальшивый шаман — не священник, это человек, мухлюющий с религией, как мухлюют во время игры. Дети никогда не позволят себе копировать настоящего шамана: его «дух» может услышать их песни, увидеть их танцы и «наброситься на них» (введет их в транс, навлечет на них тяжелые болезни и даже смерть).

ФЕТИШ — НЕ ИГРУШКА

Сегодня историки единодушно признают: народам черной Африки, прежде чем они зашли в контакт с монотеистической религии, было под разными именами известно всемогущее божественное существо, создатель мира, морально чистый и бесконечно добрый. Идея о божественном существе, к сожалению, исчезает, как и африканское гостеприимство, с которым она прямо связана.

Из вежливости африканцы не обращаются непосредственно к высшему существу. Они обращаются к нему через подчиненных ему духов, которые могут жить в природе (горах, лесах, реках), или в специально изготовленных вещах, называемых обычно фетишами. Если фетиши определить как предметы, от которых ждут защиты, то что отличает их от святой воды, монашеской одежды, чудотворной иконы или реликвий, которым поклоняются европейцы?

Что бы там ни было, для африканцев нет абсолютных фетишей. Фетиш может «испортиться», потерять свою силу. Когда дух покидает его, материальный предмет десакрализируется, от него избавляются. Могут ли дети использовать его как игрушку? Ни в коем случае! Конечно, говорят, что человек по-настоящему боится того, чего не знает. Известная вещь становится привычной и больше не пугает. Когда знали, что добрый дух поселился в предмете, и могли ждать его покровительства, рядом с фетишем чувствовали себя уютно. И вот с той или иной причины добрый дух покинул его. Кто теперь может гарантировать, что зато в нем не поселился какой-то из злых духов, готовых вредить людям?

Десакрализованный предмет уже не вернется к тому нейтральному качеству, в котором он находился, прежде чем стал святым. Именно это подтвердил Беар, говоря о религиозных статуэтках, которые покоятся на чердаках во Франции. Представим, что священник или монахиня отреклись от своего сана. Вслед им все время станут шептать: «Это бывший священник, поп-расстрига, это бывшая монахиня …» Шлейф божественного не перестает тянуться за ними. Среди дикарей, как и в цивилизованном обществе, это естественное отношение к святому, даже когда человек утверждает, что ни во что не верит.

Игра и религия, хотя обе и вытекают из концепции святого, связанные только в исключительных случаях. Там, где появляется святое, исчезает игра, и наоборот.

БОЕВЫЕ ИГРЫ, МИРНЫЕ ИГРЫ

Постоянные ссылки на греко-латинскую цивилизацию, провозглашенную моделью всех цивилизаций, привели этнологов к ошибке. Сегодня мы различаем детские игры и атлетические и Олимпийские игры, но в греческом языке и латыни не было общего термина, охватывающего все эти значения. «Агон», от которого происходит «агонизмаи», что означает «бороться, побеждать, бороться», употребляется для проведения игр на стадионе, подготовительных боевых упражнений, тесно связанных с культом того или иного бога (Аполлона дельфийского, Зевса олимпийского). То же можно сказать и о римском «люди». «Агон» и «людус» лежат в основе современного спорта, виды которого называются «играми».

И наоборот, французский термин для обозначения игры, который происходит не от «людус», а от «жокус» («шалости, забавы, шутки») — ближе к большинству соответствующих африканских терминов, не имеющих ничего общего с религией.

Есть древняя поговорка: «Когда восходит луна, вся Африка танцует». Когда-то в Африке дети, подростки, юноши и девушки танцевали и играли на досуге и лунными ночами. Такие игрища отражали общественное положение. Конечно, те, кто так забавлялся, хорошо питались, были здоровы и веселы, потому что в те времена на африканских просторах ниже Сахары продуктов было достаточно. И еще одна старая поговорка: «Если пруд принадлежит ребенку, то в нем ловят рыбу для ребенка, а не для себя». Это залог гражданского мира, который является условием внутреннего мира, взаимного доверия и веселой игры.

Все это наталкивает нас на вывод, что в африканском обществе, как и во всяком человеческом, игра не вытекает из религии. Концепцией божественного скорее определяется общее поведение человека, одним из элементов которой является игра. Поэтому можно сказать: «Скажи мне, кто твой бог, и я скажу тебе, в какие игры ты играешь».

Автор: Бартелеми Комоэ Кру.