Шистосомоз – гроза Африки
Этой болезнью страдает ни много ни мало 200 миллионов человек. В Африке — особенно в Египте, Эфиопии, Сомали. Когда врач ставит диагноз «шистосомоз», всякий знает: дело худо. В Европе с этим словом знакомы меньше, если не считать Португалии,— сказывается, очевидно, пятисотлетняя связь с африканскими колониями, да и климат подходящий.
А подходящий он для того, чтобы в реках и озерах жили моллюски, сами по себе безвредные, но все же повинные в распространении инфекции. В теле этих без вины виноватых улиток поселяются плоские черви-сосальщики, паразиты из семейства шистоматидов. Их личинки — ученые зовут их церкариями,— повзрослев, выходят во внешнее пространство — в воду. Стоит человеку или другому млекопитающему, или даже птице окунуться в ручей или озерко со злополучными церкариями, как те проникают сквозь его кожу во внутренние области организма.
Паразитизм у шистоматидов, что называется, на высоком уровне: мало того, что они живут внутри промежуточного хозяина — моллюска, а потом в теле хозяина — человека, животного, птицы, самка, вдобавок к этому, еще ухитряется первое время жить внутри самца! Прямо как в сказке о Кащеевой смерти…
Когда наступает срок откладывать яйца, самка выходит из добровольного заточения и устремляется в автономное плавание по кровеносной системе своей жертвы. Пользуясь своими крошечными размерами, она проникает всюду, вплоть до мельчайших капилляров, и внедряется во все внутренние ткани, где и закладывает свой «инкубатор».
А тем временем у жертвы — человека или животного — начинается яростный зуд, дерматит, воспалительные процессы, кровотечения, боли в печени, кишечнике. Короче говоря, прежде чем купаться даже в самый зной, стоит подумать и подумать, если ты находишься в краю, где знают слово «шистосомоз».
Лечить толком эту болезнь до сих пор не умеют. Полностью излечивающих от нее средств все еще нет; чаще других используют препараты, содержащие сурьму, но и они — лишь паллиатив. Да и недоступно зачастую жителям глубинных районов Африки дорогое средство, требующее длительных курсов лечения.
Молодой эфиопский ученый Аклилу Лемма участвовал в паразитологигеской экспедиции в северных районах своей страны. Однажды он заметил, что по речке плывет кверху брюхом целая «флотилия» пресноводных моллюсков как раз тех видов, которые служат промежуточными хозяевами для шистоматидов: Лемма направился вверх по течению и вскоре вышел в деревню в то время, как там шла большая стирка. Причем женщины не пользовались мылом или стиральными порошками, а применяли традиционное моющее средство: посыпали белье порошком из ягод распространенного здесь растения эндод.
Побродив по окрестностям, дотошный Аклилу Лемма еще не раз наблюдал массовый замор улиток, причем всякий раз ниже по течению от места генеральной стирки. Несложный эксперимент позволил установить: да, препарат эндода смертелен для моллюсков. Зато, чтобы доказать, что он безвреден для всех других речных организмов и, самое главное, для людей, потребовалось десятилетие.
Затем последовали полевые испытания. Полигоном стал поселок Адва: здесь половина детей, а среди взрослых жителей все 70 процентов страдали шистосомозом. Его тут и за болезнь как-то перестали считать. Возглавляемая Леммой команда, вооружившись лейками, три недели подряд рассыпала порошок из ягод эндода над водами речушки, на берегах которой стоит Адва. На улиток, естественно, напал мор, их поголовье резко упало. Набравшись терпения, ученый ожидал несколько лет, и вот комиссия, обследовавшая жителей поселка, официально установила: «заболеваемость шистосомозом среди детей поселка снизилась до 15 процентов их общей численности, а число взрослых больных также уменьшилось, хотя и в меньшей степени»…
P. S. Шистоматоз – конечно неприятная болезнь, но сейчас даже в Африке у всех на слуху коронавиру, больше узнать о темпах распостранения этой болезни можно на сайте https://coronavirus-novosti.su/
Но о санитарии и гигиене амарави не подумали и стали жертвой экзотической болезни шистосомоза, переносчиками которой были улитки, жившие в пресной воде. Заражение происходило после того, как трематоды (крошечные паразитические черви) семейства Schistosomatidae проникали в кровь человека и паразитировали в его внутренних органах, вызывая анемию и непреодолимое желание спать. Доведённые до полного изнеможения амарави не могли исполнять свои сельскохозяйственные обязанности, и в результате многие члены племени начали страдать от недоедания.
Помимо африканских этносов в Средние века до берегов Ньясы сумели добраться и арабы. Они довольно рано освоились на восточном побережье Африки, но из-за муссонов не могли проплыть за Кабо Дельгадо мыс в Индийском океане. Однако случайный шторм в 1147 году отнес стихийно их лодки вниз к устью Замбези. Тогда арабские купцы стали пробираться по реке вглубь страны и, вознося хвалы Аллаху за нежданную удачу, меняли у вождей ткани и бисер на слоновую кость, золото, амбру и панцири черепах.
Мы стоим босиком на теплом песочном берегу и созерцаем Ньясу, оно же Малави, легендарное озеро в Восточной Африке. Здесь воздух громкий, плотный, как обожжённое стекло, здесь вода-мудрец вступает в переговоры с носителями ушей, здесь расхристанное пространство и никакой явности, и здесь стоим мы зрители, ученики, паломники озера Ньяса, и холодная индиго-влага носится по нашим ногам. Про Ньясу не поймёшь сразу что оно такое, и можно ли это двумя глазами воспринимать или всех органов чувств мало. Ньяса великан, Ньяса психолог, Ньяса историк, узловое озеро, в котором концентрация событий на порядок выше концентрации соли в воде.
В аэропорт Найроби я прибыл на рассвете. Отмахнувшись от таксистов, поджидавших туристов, я сел в автобус, идущий в город. Стиснутый в толпе, я едва удерживал при себе битком набитый рюкзак и дорожную сумку и жадно глядел в окно, стараясь ничего не пропустить. Мимо меня проплывали дальние вулканические горы и открытые равнины с торчащими тут и там акациевыми деревьями, на полях работали мужчины, по краям дороги шли женщины, неся на головах корзины с едой. Я с трудом верил своим глазам: все люди — черные! Я в Африке! В самой что ни на есть Африке! Я на время забыл об автобусе и очнулся лишь оттого, что сидящий неподалеку мужчина средних лет упорно предлагал подержать мою сумку. Вернее, посреди толчеи и тряски на ухабах он тянул ее к себе, с загадочной настойчивостью повторяя по-английски: «Руки у меня сильные, белый человек, руки у меня сильные». Я неохотно отдал ему сумку, охваченный благодарностью пополам с недоверием. Когда ему пришла пора выходить, он извинился, что не может держать сумку дольше, передал ее мне, а затем, приподняв себя с помощью рук над автобусным сиденьем, плюхнулся на пол, упершись в него руками и коленями. Уже спускаясь на четвереньках по автобусным ступеням на столичную улицу, он обернулся и еще раз крикнул через плечо: «Руки у меня сильные!» — и радостно засмеялся. Так я увидел первого в своей жизни уличного нищего, изуродованного полиомиелитом.