Алжир – на перекрестке цивилизаций

В столичном аэропорту Алжира, куда я прибыл на стажировку как переводчик, все мои попытки объясниться с офицером таможни на литературном арабском языке успеха не имели. «Мсье не говорит по-французски?» — смущенно спросил офицер. Позднее, когда все формальности были закончены и можно было прогуляться по городу, я окончательно убедился: в столице мой плохой французский оказался лучше, чем хороший арабский. Сто тридцать с лишним лет французского владычества заметно сказались на языковой ситуации в стране. Алжирец, в особенности городской житель, может начать фразу на арабском, а закончить по-французски, но можно задать вопрос на французском, а ответ услышать на арабском.

В среде людей образованных предпочтение безусловно отдается французскому. Однако чем дальше мы забирались в своих поездках на юг страны, тем реже звучала французская речь, тем охотнее отвечали нам собеседники на родном языке. Видимо, дело в том, что в южных районах, за горным барьером Сахарского Атласа, французское влияние было меньше, здесь сохранялись традиции арабо-мусульманской культуры. Языковая проблема в стране и по сей день не решена, хотя Конституция АНДР, вступившая в силу 24 ноября 1976 года, провозгласила арабский официальным и государственным языком страны.

В Алжире с начала 70-х годов ведется широкая кампания «возврата к истокам». Постепенно арабская вязь сменила французские буквы на вывесках магазинов, кафе, государственных учреждений. На арабском идет преподавание в начальных и средних школах, многое сделано для арабизации и высшего образования. Сегодня студенты основательно изучают классическую арабскую литературу, поэзию аль-Мутанабби, аль-Маарри; арабская грамматика и мусульманская теология теперь обязательные предметы в институтах.

Но дело, конечно, не только в языке. Язык — это то, что замечаешь сразу, что лежит на поверхности. Суть проблемы в том, как будет и должно соотноситься национальное и европейское в жизни страны.

У французской колониальной администрации была вполне определенная цель: превратить Алжир в один из «заморских департаментов» Франции, оторвать его от арабского мира, от культурного наследия и исторического прошлого арабов. В эту программу входило и вытеснение из жизни алжирцев арабского языка, полная замена его французским. Политическое бесправие, социальное неравенство, гонения на веру, язык и культуру вызывали у народа защитную реакцию — росло сопротивление всему европейскому, стремление сохранить свои обычаи, свое национальное достоинство.

Когда в 1962 году Алжир добился независимости были национализированы основные отрасли промышленности, осуществлена земельная реформа, введено бесплатное образование и здравоохранение. Одной из главных социальных задач стало возрождение национального наследия, национальных обычаев. Интерес к арабской цивилизации, к ее истокам во многом определяет сегодня духовную жизнь алжирского общества. Оживилось народное творчество, повсюду в стране возникают многочисленные самодеятельные художественные коллективы, которые пропагандируют арабо-андалусскую музыку, народные танцы.

За годы независимости сформировалось национальное самосознание алжирцев. 20 августа страна отмечает День муджахидов — так называли бойцов армии освобождения. Все жители столицы приходят в этот день на национальное кладбище Эль-Алья, где похоронены герои партизанской войны. Вороненая сталь автоматов почетного караула у могилы Хуари Бумедьена, пламенеющие гвоздики на серой гранитной плите с именем Ларби Бен Мхиди — легендарного партизанского командира, рядом — надгробие над могилой Абдель Кадера, национального героя Алжира, возглавившего в XIX веке восстание против колонизаторов. Память своих героев чтит народ, не пожелавший смириться с иноземным владычеством, принять чужую культуру и забыть свое прошлое. Дорого досталась независимость — миллион жизней унесла эта война…

В программу «возврата к истокам» необходимой частью входила и исламизация. Ислам был провозглашен государственной религией. Это была реакция на многолетние гонения за веру, попытки насадить христианство. В каждом городе повсюду развешаны огромные плакаты: «Алжир — моя родина, ислам — моя религия, арабский — мой язык».

В июле 1981 года, как раз во время рамадана — главного мусульманского поста, который длится целый месяц, я работал в Батне, небольшом городе к юго-востоку от столицы. Днем Батна погружается в голодную спячку. Время от времени слышится протяжный призыв муэдзина, усиливаемый репродукторами, — они, как финики на пальме, висят на белой стреле минарета. Горячий ветер треплет бело-зеленый с красным полумесяцем государственный флаг над зданием городского комитета Фронта национального освобождения. Стрелка часов медленно подползает к восьми, и как только солнце скроется за вершинами Ореса, над городом взлетает тревожная нота — муэдзин возвещает, что кончился еще один день рамадана. Тут же ему начинает вторить вой сирены. Улицы мгновенно пустеют, всякое движение прекращается, на мостовых появляются стайки мальчишек — по крайней мере, в течение получаса никто им не помешает играть в футбол: все дома, все утоляют голод.

Когда окончательно темнеет, город оживает. Бульвары и улицы заполняются празднично одетой публикой. Вот рядом с наглухо укутанной в черное покрывало мамашей идет девушка лет шестнадцати в легком открытом платье — до замужества это считается допустимым. На каждом углу шустрые и крикливые мальчишки торгуют с лотков кока-колой, сигаретами поштучно, арахисом в бумажных трубочках, норовя обсчитать сытых и потому благодушных покупателей. С треском рвутся петарды, распарывая темноту мертвенно-синими всполохами, из распахнутых окон льется андалусская музыка.

То и дело с грохотом поднимаются железные шторы над входами в лавки, хозяева протирают сухой тряпкой и без того сверкающие, как зеркало, витрины, в кофейнях шумно, дымно; споры, приветствия и анекдоты сливаются в сплошной жизнерадостный гомон. «Ауш рак? Ля бас? Тамам?» — двое мужчин останавливаются посреди улицы, троекратно целуются, взяв друг друга за плечи, и каждое их движение дышит симпатией, грацией, благородством. Они садятся за столик посреди бульвара, и мальчишка в халате, который днем, наверное, трудно было бы назвать белым, быстро лавирует среди прохожих, держа высоко поднос с двумя крошечными фарфоровыми чашечками крепчайшего йеменского кофе — для встретившихся друзей.

У кинотеатра не протолкнешься. С рекламы на толпу пристально смотрит зверского вида персонаж, но характерный американский профиль главного героя не оставляет сомнений в том, кто первый выхватит кольт в традиционно кульминационной перестрелке в баре.

Ослепляя публику ярко-желтым светом фар, отчаянно сигналя, сплошным потоком движутся автомобили всевозможных марок. Между ними юрко снуют велосипедисты. По своей дорожке, покорно покачивая длинноухой головой, тащит тележку ишак.

На следующий день при встрече мой алжирский коллега Махмуд Джеллуль предупредил: «Сегодня лейлат аль-кадр, обязательно включи вечером телевизор». Действительно, среди множества дел я совсем забыл, что сегодня 26-я ночь лунного месяца рамадана — лейлат аль-кадр, то есть ночь предопределения. Согласно мусульманской традиции, именно в эту ночь был ниспослан на землю Коран. Мусульмане проводят ее в молитвенном бдении: в Сунне говорится, что это дает полное очищение от грехов, даже если они многочисленны, как брызги в морской пене, как звезды в небе, как песчинки в дюнах.

Встречая эту ночь, народ стекается к мечетям, которые освещены гирляндами разноцветных лампочек. Мечеть не может вместить всех, и те, кто не вошел внутрь, снимают обувь и устраиваются на расстеленных во дворе коврах. После того как имам произнесет проповедь о лейлат аль-кадр, начинаются состязания таджвид — чтение Корана наизусть. В них участвуют мальчики до 14 лет, преимущественно ученики медресе — школ при мечетях. Искусство таджвид очень сложное, требующее долгой подготовки, терпения, хорошей памяти и, кроме всего прочего, незаурядных вокальных данных — это скорее пение, чем декламация: Коран читается нараспев, в нем каждый аят имеет свои интонационные знаки, которые надо удержать в памяти. Для состязания выбирают те суры, а которых есть выразительные, красивые стихи, настоящие жемчужины арабского классического языка. Эти состязания передаются по телевидению, их-то и советовал мне послушать Махмуд. Если твоя специальность — арабский язык, грех пропустить такую передачу. Можно сказать почти наверняка, что в эту ночь у телевизоров сидят все алжирцы, которые не смогли присутствовать на состязаниях.

Несмотря на недобрую память, оставленную колониальным господством, у алжирцев не исчез интерес к европейской цивилизации. Как относиться к европейскому? Дискуссии на эту тему не прекращаются на страницах газет, в студенческих клубах, в кофейнях, да и просто за семейным столом. А пока еще нет окончательного соглашения между спорящими, посмотрим, что же в этом смысле происходит в повседневной жизни алжирцев.

За чашечкой кофе после обеда, почитав журнал «Эль-Муджахид» (кстати, он продолжает выходить на французском языке, хотя его много раз пытались издавать на арабском), служащий государственной компании обязательно развернет свежий номер «Матэн», «Фигаро» или «Экспресс», доставленный сегодня из Парижа. Диплом Сорбонны или Гренобльского университета ценится в Алжире выше, чем образование, полученное в любой другой стране. Стиль одежды столичных жителей не оставляет сомнений в том, что он диктуется французскими журналами мод, каждая выдумка парижских модельеров моментально отражается в облике очаровательных жительниц Алжира, которым посвятил столько поэтических страниц Мопассан. В книжных магазинах, особенно на побережье, можно найти почти все новинки французских издательств «Фламмарион», «Ашетт», «Галлимар». Значительная, если не большая, часть общественно-политической и научной литературы выпускается в стране на французском языке.

Во Франции сегодня живет почти 85 тысяч выходцев из Алжира. За редким исключением, у каждой алжирской семьи в Европе есть родственники, друзья или просто знакомые, с которыми поддерживается постоянная связь. Может ли это не сказываться на образе жизни и сознании алжирцев?

Еще одно важное обстоятельство заметно отражается в духовной жизни Алжира. История этой страны началась задолго до прихода сюда арабов-мусульман, в ней есть еще более древний пласт — римская цивилизация. Римская империя была крупнейшей державой Средиземноморья, и память о ней осталась всюду в Северной Африке. Говорят, что тут свидетельств римской эпохи больше, чем в самой Италии.

В Алжире вам обязательно покажут город Шершель, бывшую римскую Цезарею, повезут на развалины древнего Гиппона, где родился святой Августин, канонизированный католической церковью. Вы увидите храм Минервы в Тебессе, руины Капитолия и арку императора Каракаллы в Джемиле, «могилу христианки» в Типазе, останки величественного храма Юноны в селении Ламбез.

Как вписывается этот исторический пласт в настоящее Алжира? Не постигла ли его печальная судьба Пергама и Галикарнаса, где в начале прошлого века неграмотные анатолийские крестьяне пережигали драгоценные античные статуи на известь для побелки домов? Эти вопросы задавал я себе, когда ехал от побережья на юго-восток страны, чтобы увидеть знаменитый Тимгад.

Но об этом читайте в нашей следующей статье.

Автор: Ильдар Юнусов.

P. S. А еще алжирцы очень умелые ремесленники, способные сделать, например, качественную мебель для кухни или кухонную утварь и много других красивых и полезных вещей.