У львиной трапезы

Семейство львов

Тяжело нагруженные камерами и объективами, мы спускались со склонов Меру к озерам. Раннее утро в Африке — золотое время для наблюдений за животными. В эту пору они приходят к озерам купаться и пить, отправляются на поиски пищи. Стоит солнцу пробить тучи и послать свои жаркие лучи на землю, как животные потянутся в тень леса, а там, даже если их и обнаружишь, снимать все равно из-за плохого освещения нельзя.

Сейчас сыро и холодно, джунгли клубятся. На вершине Меру повисли тяжелые тучи, и кратер вулкана Килиманджаро утонул в тумане. Многочисленные свежие следы указывают на обилие зверей. Круглые следы — жирафов, широкие и гладкие — носорогов, печатки — буйволов… и кошачьи — леопардов. Осторожность! В сырую погоду носороги особенно воинственны и ежеминутно готовы к нападению. Нам совсем не улыбалось испытать на себе их дурное настроение и познакомиться со знаменитым рогом.

носорог



В полуденный зной мы, наконец, добрались до широкой серо-белой долины Амбоселли. Светлое гладкое пространство, где сейчас от зноя танцуют миражи, в период дождей превращается в озеро. Глубокие следы в высохшей, как камень, почве доказывают эту смену. После обеда мы отправляемся в первую разведку.

«Эти места я узнаю, — заметил Вольфганг, — тут я был в прошлом году и заснял носорожиху с необычайно длинным рогом и с почти взрослым детенышем. Если эта «дама» еще жива, то мы ее наверняка встретим. Носороги редко меняют место жительства».

Не успел Вольфганг докончить свой рассказ, как в 30 метрах от нас мы увидели животное, чей портрет обошел почти все иллюстрированные журналы мира. Животное туловищем напоминало скалу, а ноги были похожи на колонны. Из ее переносицы рос, почти горизонтально, гигантский рог длиной больше метра. В середине лба был второй, поменьше, устремленный круто вверх. Носорожиха стояла совершенно спокойно, несмотря на то, что давно заметила нас. Ее верхняя губа, словно длинный палец, хватала небольшие веточки и отправляла их в рот. Носорожиха напоминала доисторическое существо. Спина животного была облеплена толстым слоем грязи, высохшей на солнце и потрескавшейся. Сквозь сетку трещин проступал вторичный панцирь грязи.

Детеныш, который спал в ногах матери, проснулся, встал на ноги и встряхнулся, как собачонка. У него еще нет рога, но выпуклости на голове уже появились. Любопытство борется с голодом, но последний сильнее, и малыш подсовывает «головенку» под пузо матери и, сопя и причмокивая, сосет.

носорог

«Помнится, в прошлом году у моей «дамы» рог был с загнутым концом, неужели обломала?» — размышляет Вольфганг. Едва он договорил, как из серых болотных кустов, похожих на можжевельник, вылезла белая спина. Еще несколько минут — и мы увидели носорожиху. Она была точной копией предыдущей. Тот же детеныш, только рог у мамаши загнут кверху. Так вот настоящая «дама». Невероятно, чтобы в одной местности были совершенно два одинаковых носорога. Но проводник объяснил нам. Это мать и дочь, ставшие мировой известностью. Их имена Герти и Глэдис.

В ста метрах от нашего лагеря как-то на закате мы наткнулись на львиную «детскую». Шесть маленьких меховых комочков катались на теле львицы, растянувшейся в траве. Если львята надоедали ей, она одним взмахом лапы разгоняла развеселившееся общество.

львы

Вот маленький шалун крадется к вздрагивающему хвосту львицы и набрасывается на него. Его острые зубы теребят и грызут хвост, словно вкусную добычу. Другой львенок пытается вырвать хвост у товарища. Завязывается драка. Но когда материнский хвост потянули в разные стороны, терпение львицы истощилось. Она вскочила и стряхнула с себя мучителей.

Конечно, не все шесть были ее детьми. Рядом в траве виднелась голова другой львицы, внимательно наблюдавшей за нами. У львиц редко бывает больше трех детенышей, и малыши принадлежали им обеим.

львята

Мы покидаем львиный «детский сад» и надеемся завтра снова встретиться со львами. Следующее утро выдалось на редкость холодное. Тепло одевшись и наскоро позавтракав, мы отправились на розыски животных.

Три словно напудренных носорога пересекли высохшее озеро. Мы едем в отдаленную часть территории, где много носорогов. Форма рогов этих животных удивительно разнообразна: длинные, короткие, крепкие и слабые. Рога самок в большинстве случаев длинней и тоньше, чем рога самцов. Сегодняшние носороги пугливы и злобны. Они подпускают нас не ближе 50—60 метров, а затем или бегут, или нападают. Один старый «господин» особенно плохо настроен. Его разбудил шум мотора нашего автомобиля. Испуганное животное вскакивает, наклоняет голову, громко фыркает и наступает. Рольф, не останавливаясь, мчится дальше.

— В этой местности носороги не привыкли к людям и очень злы, — говорит проводник. Мы возвращаемся в лагерь пообедать. Но наш голод сразу исчезает при виде стаи коршунов у высохшего озера. Десятки птиц расположились на деревьях и даже кучками на земле. Если пернатые пожиратели падали собрались в таком количестве, значит там достойная добыча, и если они не дерутся насмерть из-за нее, значит, добыча охраняется куда более сильным противником. Неужели нам так повезло, что мы заснимем хищников за трапезой?

Волнуясь, мы подъехали к птицам и увидели убитого львом жирафа. Не так часто льву удается справиться с жирафом. У этого животного удар копытом может проломить череп льву. А вот и охотники. Две львицы, развалившиеся в тени колючего кустарника, заспанно смотрят на нас.

Число прихлебателей у царской трапезы увеличивается. Больше сотни коршунов ждут мгновения, когда львицы отправятся на водопой. На почтительном расстоянии мечутся голодные и возбужденные шакалы. Гиены скромно смешались с остальным обществом. Три марабу пристроились к коршунам, встряхивали перьями и прятали голову под крыло, застыв на длинных ногах. Воспользовавшись усталостью львиц, коршун, подскакивая, подбирается к добыче… Одна из львиц молниеносно вскакивает и бьет лапой по наглому воришке, но тот успевает взлететь. Львица подбегает к падали, нюхает ее, но не ест. Сыта… Медленно семенит она к подруге и укладывается в тень.

лев и жираф

Мы ждем. Вот к убитому жирафу спешат два молодых представителя львиного племени. Обе львицы подняли головы. У одного из них проглядывают слабые признаки гривы. Одна из львиц подошла к чужакам. «Смотри, сейчас влепит затрещину», — шепчет мне на ухо Вольфганг. Но… произошло обратное. Старая львица лижет шкуру львенку, шутя бьет его лапой, бросает на землю, приглашая поиграть. Завязывается борьба. Потом львица возвращается на старое место, а львята бросаются к добыче. Хвосты вертикально подняты, на спине от удовольствия подрагивает шерсть. Упершись передними лапами в тушу, они, оторвав кусок мяса, укладываются поодаль и пожирают его, словно собаки, получившие особенно вкусную кость. Насытившись, молодой лев отходит подальше и занимается туалетом.

Рольф подъезжает ближе, животное испуганно вскакивает, поворачивает к нам морду и мчится в заросли акации. Там львица укладывается и напряженно наблюдает за нами. Солнце заходит. Скоро наступит ночь. Надо покидать львов, оставаться в степи на ночь не разрешается.

Львам посвящена наша первая утренняя поездка. Картина возле растерзанного жирафа изменилась. Коршунов прибавилось, а вместо двух львиц тушу охраняют два статных льва с пышной гривой. Они досыта позавтракали. Это заметно не только по оттопыренным животам, а и по убавившемуся количеству добычи.

Львы сыты, но они упорно сторожат добычу. Даже не поворачиваются к ней спиной, боясь нахальных пернатых, так и вьющихся вокруг лакомого куска. Разгневанно бегают грозные хранители своей кладовой и, наконец, укладываются рядом.

Гиены и шакалы более терпеливые гурманы, чем коршуны. Они появляются, смотрят, не освободилась ли добыча, и снова трусят прочь. Коршуны не трогаются с места, распустив крылья, просушивают их на солнцепеке. Марабу замерли на своих тонких меловых лапах. Мы покидаем львов, желая нанести визит носорожихе Глэдис.

В полдень мы снова у львиной «столовой». Теперь там только один лев, разлегшийся почти у самого растерзанного жирафа. Так ему легче гонять непрошеных гостей. Круг томящихся суживается. Терпение лопается… и шакал, бросаясь, хватает кусок мяса и мчится в степь. Второй воришка повторил налет, а третьему, ободренному успехами первых двух, явно не повезло. Лев молниеносно вскакивает, и шакал еле-еле успевает удрать. Осмелевшие было коршуны после грозного броска хозяина отлетели на почтительное расстояние. Лев зевает, удобно растягивается на земле и засыпает.

Картина не меняется и на следующее утро. Только добыча сильно уменьшилась. У ничтожных останков питается молодой лев. Трое суток львы сторожили «столовую». И лишь на четвертый день они, наконец, уступили добычу гиенам, шакалам, марабу и коршунам — санитарам-могильщикам степей.

Автор: Урсула Ульрих, перевод с немецкого.



Комментарии 0

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.